Катя Суворова – казахстанский режиссер-документалист. За ее плечами Художественный колледж, Высшие режиссерские курсы, Werner Herzog's Rouge Film School и несколько короткометражных фильмов. Сейчас Катя закончила свой первый полнометражный фильм «Завтра море» об Аральском регионе и его жителях. Фильм будет представлен на кинофестивале в Локарно. «Степь» встретилась с Катей и поговорила о фильме, море и проблемах документального кино.
«Завтра море» – это невероятно долгая история. Все началось с того, что мы с моим другом-фотографом что-то обсуждали, и он сказал, что недавно впервые посмотрел фильм «Игла». Мы вместе стали его пересматривать и больше всего говорили про корабли. Тогда мы были свободными студентами, а билеты на поезд стоили безумно дешево. Мы собрали рюкзаки и поехали туда без какой-то конкретной цели, ну, может быть, на кораблях пофотографироваться.
И когда я попала туда, меня все очень сильно удивило. В то время у меня была обычная комфортная студенческая жизнь. Я жила с родителями, все у меня было хорошо. И тут я попадаю в среду, где люди живут на преодоление.
Меня настолько это захватило. Когда едешь в Аральск, вдоль железной дороги видны траншеи и то, что люди из них вырвали трубы и сдали на металлолом, потому что все равно уже ничего не работает и вода по ним не идет. Это был очень сильный визуальный образ. Ты сразу понимаешь: что-то не так. Но ведь там живут столько людей. Почему они там живут, что с ними происходит? По вечерам в Аральске из своих домиков выползают ностальгические старушки с зонтиками.
Они рассказывали мне, что ехали в Аральск со всего Советского Союза, потому что там было круто, там было много работы, это была классная точка для жизни. Потом оттуда все разъехались, но некоторые остались. Мне было интересно, почему они там остались. Сейчас вообще непонятно, на чем там строится жизнь. Там все меняется, люди заново себе придумывают смысл жизни.
Там же я встретила огромное количество журналистов, исследователей, документалистов, ученых. Аральский регион очень избалован этим. Там безумные цены на аренду и бензин, потому что есть спрос. Туризм там работает очень сильно. Я видела очень мало местных приезжих там, но много иностранцев. Это тоже для меня что-то говорило.
А у людей был гиперинтерес ко всему этому. Я видела там много туристов из Байконура, потому что он находится в 60 километрах, и это для них поездка выходного дня. Они приезжают туда ловить рыбу.
Плотина построена в том месте, где нерестится рыба. Рыба падает в ту часть, где море высохло, и браконьеры ее ведрами собирают. А женщины в этот момент загорают в шляпах на шезлонгах и очень хорошо себя чувствуют.
У меня не было конкретного желания поехать в проблемную точку Казахстана и раскопать себе тему для курсовой работы. Просто это место казалось мне сильнее всего другого, что я встретила в то время в Казахстане. Мне все там было непонятно и одновременно у меня ко всему возникало уважение. И тогда я стала думать, как про это рассказать.
В 2010 году в виде награды за мой короткометражный фильм «Ж*» на Киношоке, меня пригласили участвовать в конкурсе на соискание гранта. Нужно было только описать идею, и в тот момент я подумала, что дороже идеи у меня нет. Все остальное я могу снять сама.
Я сказала, что если мне дадут грант, я отрежу волосы в знак моей аскезы. Грант нам дали. Я потом ходила две недели, смотрела в зеркало и думала, что делать. И мама моего друга обрила меня, в Аральск я поехала уже лысая. Моя длина волос сейчас – это весь мой фильм. Я их не стригла с тех пор.
Благодаря гранту я смогла собрать большую команду. У нас был оператор из Германии Евгений Шлегель. Еще звукорежиссер, ассистент режиссера, ассистент оператора, директор картины. Даже повар. Повар нам был нужен, чтобы мы могли есть быстро, по расписанию, потому что если питаться у местных, они из каждого приема пищи устраивают настоящий праздник с дастарханом и бешбармаком, и с него не так просто сбежать на съемки. Но у большой команды есть и сложности. Когда я приезжала туда одна, я наладила отношения со всеми героями, а при виде большой команды они немного стушевались. В 2011-2012 года за несколько экспедиций мы все отсняли. Мы приезжали несколько раз с целью застать разное время. Чтобы добраться в некоторые места, нужно выгадать сезон между сезоном дождей и сезоном снега, потому что дорога – это бывшее дно, оно размывается, и туда не доехать.
Съемочная группа: оператор Евгений Шлегель, режиссер Катя Суворова, звукорежиссер Штефан Шмидт
Добраться до Аральска можно за небольшие деньги, а внутри все дороговато, потому что заточено под туристов. Особенно дорога. Потому что, когда ты приезжаешь в Аральск, ты там почти не находишься. Можно сходить в музей, можно в порт – и все. После этого тебе надо ехать на море. А вот в гостинице жить недорого. Гостиница – как плохая версия Иссык-Кульской, но это прикольно. Мы жили за пять тысяч тенге в день, когда приезжали первый раз, и это был люкс. Правда, туда вода не поднималась, потому что это люкс, и он на верхнем этаже. А в остальном было классно. Но когда я приехала с командой, мы арендовали дом. Жили в семье, которая ради нас переехала в летний дом, а ухаживала за нами жена хозяина дома. Она была на девятом месяце беременности, и все ее гнобили за то, что она беременна девочкой. А в доме уже была куча девочек, которые ее тоже гнобили. Каждое утро она вставала и молилась. И в последний день наших съемок она неожиданно родила мальчика.
Пока мы путешествовали с командой, мы встречали много разных людей. Кто-то из них был контактный, кто-то нет. У кого-то история сразу была понятна. Я сразу решила, что хотела бы снять историю про одного из активистов. Он работал в организации по спасению Арала, параллельно был гидом и зарабатывал на этом приличные деньги, не сравнить со спасением. И я захотела сделать его главным героем, но потом что-то изменилось, что-то ушло, что-то осталось. В итоге получились четыре истории. Первая – это девушка Оля, которую встретил наш оператор. Она ему просто понравилась внешне – блондинка в выгоревшем Аральске. А потом оказалось, что у нее очень интересная история. Она гидробиолог, и ее семья – одна из последних русских семей, которые там остались. У нее одинокая жизнь, потому что ей сложно найти себе супруга. Из-за этого Оля сильно замкнулась на работе. И она очень ностальгическая, немного грустит, пишет стихи, но при этом она знает, что надо делать свою работу. Она ходит в порт со своим братом (тоже гидробиологом) и исследует дно на предмет токсичности среды. Она делает свое маленькое дело. Больше всего я себя ассоциировала именно с Олей, мне ее история была ближе всего. Оля родилась в Аральске, но он тотально изменился. У родителей не стало работы, все одноклассники разъехались. И с тех пор она многократно пыталась переехать. Переехать в жизнь, где все бы вернулось. И она уезжала в Павлодар, она уезжала в Байконур, но ей там становилось некомфортно и она возвращалась в любимый Аральск. И вот она ходит по этому песку и понимает, что это ее среда обитания и территория действия. Здесь она, по крайней мере, понимает, что нужно делать.
Когда я семь раз приезжала во время экспедиций, я видела, как корабли на кладбище постепенно исчезают. То носа нет, то обшивки. Я спросила, что происходит, и мне рассказали, что их разбирают на металлолом. В тенях этих кораблей днем прячутся от жары верблюды. Я хотела снять эти разобранные корабли, как знак того, что жизнь идет. Но когда мы приехали, там уже вообще ничего не было. Только верблюды стоят и ищут корабли, в которых они когда-то прятались от жары. И тогда какие-то местные сталкеры рассказали нам, что, возможно (никто никогда ничего не знает точно), если ехать целый день, там тоже могут быть корабли. И когда мы туда поехали, я нервничала, а вдруг там никого не будет, как же тогда это снять, что корабли исчезают. Но нам повезло.
Это было то, что я могла себе представить только в лучшем случае: бригада мужиков, все обгорелые, курят, матерятся, работа кипит. И в этом было что-то каторжное, потому что 50-градусная жара, а они живут в металле, на этом корабле. У них там матрасы, дастархан, собачка живет домашняя.
И каждое утро они выходят и разрезают этот корабль и другие корабли, вросшие в песок. И мы начинаем ходить перед ними на голове, только бы они разрешили нам их снять. Мы понимали, что они могут не разрешить нам снимать, потому что то, что они делают, скорее всего, нелегально. Но они сразу согласились. То ли из-за того, что им было одиноко, то ли карточные фокусы оператора сработали. И так появилась еще одна история. Эти ребята – утилизаторы истории. Скоро уже и оплакивать будет нечего. Люди забудут, что эти красивые скалы вдоль дороги – это не скалы, это бывший берег, а мы едем по дну. И когда с этого дна исчезнут корабли в направлении Китая на металлолом, то все станет вообще другим. И это будет уже новый контекст разговора, нужно будет говорить о новых вещах. Однозначно что-то происходит. По бывшему дну проложены дороги. Ты приходишь посмотреть на катастрофу, а жизнь уже давно пошла дальше.
За всем этим я думала о том, что раз мы говорим о море, нам нужна история о моряках. Раньше там было мореходство, и люди с радостью приезжали на работу в Аральск, поезда с рыбой ходили по всему Советскому Союзу. А сейчас ничего не осталось. И тогда мы встретили семью рыбаков. Самым близким мне оказался младший из них, ему было 18 лет на тот момент. Он был одновременно такой сыночек в семье, но при этом он живет в этой деревне и понимает, как все работает. Идет, какую-то штуку поднимет, привяжет. Мне показалось, что он совершенно на своем месте. И я думала, как это показать. Тогда я привязала съемку к тому моменту, когда он поехал в город забирать свои права. Половину фильма он катается на машине в этом поселке, но теперь едет забирать права. И они с другом ходят по Аральску, и они ни к чему не могут присоединиться. У них нет связи с городом. И это можно понять. Когда мы говорим: «А почему они отсюда все не уедут, раз там все так плохо? Почему они не переедут в наш прекрасный Алматы?». Но это неправда. У людей гораздо глубже связи с местом и с пониманием того, что они должны делать и что они могут делать. И потом мы сходили с ними на рыбалку. Вся эта семья, все мужчины, они, как коллектив, артель, у них даже лица похожи. И они в этом момент становятся рабочим, слаженным коллективом. И понятно, кто что делает, зачем все это происходит. Мне кажется, для меня это ответ на вопрос, почему они не уезжают. А зачем? Они рады тем малым изменениям, которые произошли. Когда воды совсем не стало, они занимались животноводством, но когда вода вернулась, они вернулись к рыболовству. Хотя это опасно: на мелких морях и озерах резкие волны. Но тем не менее они все это делают. У них маленькие суда, и вся их артель называется «Бакыт» («Счастье»). Все это очень красиво.
Фото со съемок фильма «Завтра море»
И наш главный герой – 86-летний старик, самый непротиворечивый персонаж. Он даже спину держать прямо не может, сгибается при движении. Но он и не ходит, он бежит и проводит в таком состоянии весь день, а останавливается только пять раз, чтобы прочитать намаз. Он как атлант. Обвалил часть земли от берега, чтобы получить несоленую почву и начал сажать деревья. Он выращивает там дыни и арбузы, поливает их соленой водой, которую он как-то отстаивает. Они плохо растут, но растут. В фильме есть такой момент: над обрывом бесконечная степь коричневого цвета, где ничего не происходит, там ничего нет, только его маленький оазис. И он все для него делает. Я не знаю, что будет со мной в 86 лет, но я бы хотела, как этот дедушка «бегать» свою идею с пяти утра до поздней ночи со скоростью 30 км/ч.
Так из миллиона историй мы собрали четыре. Хотя хотелось рассказать больше. Хронометраж фильма 88 минут. Да мы могли сделать меньше, но длина фильма вылилась из ритма, а ритм фильма из ритма действия героев. Это место такое размеренное, такое спокойное, спешка ему не к лицу. Сейчас фильм «Завтра море» получил приглашение на Кинофестиваль в Локарно, который ориентируется именно на авторское кино. Фильм прошел отбор в «Неделю критиков». Также мы получили предложение от кинофестиваля CliqueFest. И после премьеры там мы начнем прокат. Но до этого мы хотим съездить в Аральск и показать фильм там. Я не знаю, что там сейчас с кинотеатром (последний раз там была бильярдная), но есть шикарный Дом Культуры, в который время от времени приезжают акыны и весь Аральск собирается и восемь часов слушает кюи.
«Завтра море» – мой первый самостоятельный полнометражный фильм. Он создавался в копродукции двух стран (Казахстан и Германия), и из-за этого часто возникали сложности практического характера. Когда работа над «Завтра море» вынужденно приостановилась, меня захлестнула идея моих друзей. Они тоже хотели снять документальный фильм и нуждались в моей помощи. Я примкнула к ним и мы сделали полнометражный документальный фильм «Медиастан» (фильм о группе журналистов и активистов Wikileaks, путешествующих по Казахстану, Таджикистану, Кыргызстану и Афганистану и пытающихся найти местные СМИ, которые бы набрались смелости проанализировать и опубликовать американские дипломатические депеши). И получилось так, что «Медиастан» был для меня некой репетицией большого фильма. Пока в Берлине был приостановлен монтаж «Завтра море», я смонтировала этот фильм. И это мне очень помогло, потому что я поняла, как надо работать: что делать, когда у тебя тонны крутого материала, но тебе нужно сделать из этого внятный рассказ и уместить в хронометраж, не тоскуя по тому, что выбрасываешь.
«Завтра море» будет первым казахстанским документальным фильмом, который будет идти в кинотеатрах.
В наших кинотеатрах не идет документальное кино – ни наше, ни западное. Потому что оно менее развлекательное и более размышлительное. Правда в том, что на документальном кино сложнее сделать деньги. Сейчас о кино говорится в контексте рынка, окупаемости. Даже от авторских фильмов ждут возврата. А документальное кино очень сложно уместить в рамки. Коммерческие фильмы рассчитаны на большую аудиторию, кино должно нравиться всем. Как это сделать с реальностью – неизвестно. Реальность она такая, какая есть. Документальная камера предоставляет некоторый фрагмент происходящего здесь и сейчас. Ты можешь ругаться, можешь быть впечатлен, но это уже твое дело. Эта реальность не может нравиться всем, потому что у всех разное сознание. А с игровым фильмом это возможно, потому что есть рычаги, инструменты, все подается в упаковке. Поэтому я рада, что судьба фильма сложилась так, что мы наконец-то его закончили, и он будет идти в прокате. Никто не верит в этот прокат. Но для меня этот казахстанский прокат, как марафонская дистанция, как шахматная партия. Я точно знаю, что ничего плохого мы не предлагаем. Эта картина имеет право быть воспринятой. Можно на казахском, можно на русском, потому что в прокате мы хотим сделать две версии. Вопрос в том, как объяснить людям, что документальное кино – это не только про животных, насекомых и африканские племена. И сейчас мне нужно решить эту задачу. Как привлечь зрителей? Где рассказывать? Я понимаю, что если идти обычным путем и сделать пару афиш и трейлеров – это не сработает.
Но я не намерена соглашаться с теми, кто говорит, что никто никогда не пойдет в кинотеатр смотреть казахстанский документальный фильм. Это, возможно, правда, но правда, с которой мне не хочется мириться. Когда мы уже начали монтаж фильма, я увидела объявление, что Вернер Херцог набирает учеников в свою школу «Werner Herzog's Rogue Film School», а он делает это раз в пять лет. И хотя мы должны были монтировать, я упросила продюсера сделать перерыв на десять дней, чтобы я там поучаствовала. Было неизвестно, пройду ли я вообще, но я прошла, хотя там был огромный конкурс. Чтобы пройти, надо было прислать пять минут любого материала (я как раз послала отрывок из «Завтра море», потому что Херцог любитель экстремальных историй) и написать десять строчек, почему вы хотите учиться. И я до последнего не знала, как в этих десяти строках выразить всю признательность и покорность, и в итоге дотянула до последнего момента и написала что-то наспех. Когда я приехала на открытие (это было в потрепанном отеле в Лос-Анджелесе, который пережил все виды странных презентаций), у меня на груди висел бейдж, и Херцог подошел ко мне и сказал: «Катерина, это вы сняли тот фильм про пустыню, мы должны поговорить об этом». И тогда я поняла, что он реально отбирал всех сам, потому что он по одному моему имени понял, что я ему присылала. Херцог попросил тогда прислать фильм, когда я его закончу, но я так и не отважилась пока этого сделать.
Делать «Завтра море» было не очень просто. Было сложно находиться в Аральске при 50-градусной жаре. Я ходила там упакованная, как мумия, потому что я рыжий человек и моментально сгораю. Пыль, степь, песок, дороги нет, связи нет, 14 часов на УАЗиках, потому что они самые неломаемые. Там нет никаких амортизаторов, и местные водители записывают музыку на SD-карту, потому что это единственный носитель, который выдерживает тряску. Было сложно управлять компанией мужчин. Потом обломы с монтажом, различные недопонимания. Все это не было так: «О, почему бы не поехать в замечательный Аральск и не снять замечательный фильм?». Я могла все бросить еще на стадии съемок или монтажа, я могу это бросить сейчас. Но я пойду до конца. Сделаю все версии, которые должен получить нормальный фильм – премьеру, фестивали, прокат. Буду ли я работать с такой большой формой еще раз или продолжу снимать «кино на коленке» – большой вопрос, но этот фильм вы увидите в кинотеатрах.
Фильм создан компанией КИНО (Продюсер – Саин Габдуллин) при поддержке Фонда Роберта Боша (Германия) и мецената Шынгыса Кульжанова (Казахстан). Дистрибьютором в Казахстане выступит АО "Казахфильм".
Фотографии: Дияра Шукбарова
источник: https://the-steppe.com/lyudi/zavtra-more-rezhisser-katya-suvorova-ob-aralskom-more